Рассказик смешной.

Дамочки, гокигэнъё!
Все мои припечальные эпопеи, связанные с пьянством благополучно закончились. Трезва аки стекло!
Особо писать и рассказывать вам нечего. Трезвость наложила отпечаток. Поэтому делюсь с вами своим любимым юмористическим рассказом. Он немного грубоват и пошл, но реальная ржака. Я его прочитала года четыре назад, но иногда перечитывая, до сих пор ржу. Рассказ я немного отредактировала, а то очень много мата было. ))

Про Писюна и Дусю.

Свитер

Когда мы с Мишей учились в шестом классе, к нам привели Стаса. Человеком он был ни хера неадекватным, но вроде как не по своей вине. Страдал он от какого-то там отклонения типа нарколепсии (когда люди засыпают неожиданно), тока он не засыпал, а залипал. Наглухо причём. То исть сначала он во што-то фтыкал, а потом ни с того, ни с сего стопарился и пускал слюну. Приходил в себя только после того, как весь класс с криками «зырьте, ребза, у ебаната апять боторейки сели!» начинал отвешивать ему подзатыльники под затылок и подсрачники под сраку. За глаза ево называли дурачком, но говорить такое в лицо было как-то оскорбительно, поэтому обозвали Стасика нейтрально - писюном.

Скоро в школе появилась и писюнова мама, которая почему-то слёту записала нас с Мишей в писюновские друзья и много чё нам про нево поведала. Оказалось был целый список вещей - типа «цыклично движущихся объектов» и «изображений с яркой цветовой гаммой», - которые писюну нежелательно было наблюдать вапще, а то была опасность впасть в канкретна долговременный ступор или хер ево знаит чего ещё. Остаток того учебного дня Миша провёл в тщетных потугах ввести писюна в кому - он ходил вокруг него кругами, изображая циклично двигающийся объект, а через равные промежутки времени вертел у того перед мордой цветными карандашами, изображая яркую цветовую гамму. Периодически пристально смотрел в глаза. Хрен там! Писюн не поддавался.

После уроков мы втроём уже стояли в раздевалке. Раздосадованный такими несрастухами Миша сурово, как блять Берия, натягивал на себя свой любимый чудо-свитер, апогей пост-модернизма, привезённый из каково-то Чуркистана. Это сейчас, с высоты, тыксызыть, своего опыта, я понимаю, што на етом предмете одежды силами таджикских ткачей, по совместительству наркоманов и дальтоников, художественными срецтвами был изображён героиновый приход, но в ту пору мы были свято уверены, што это пять зелёных всадников ловют чёрную рыбу в красном поле под палящим фиолетовым солнцем. Всякий раз, когда Миша надевал ету паранойу, превращаясь в сплошное красно-фиолетовое пятно, у меня возникало навящивое желание обхватив голову руками бечь на хер прочь с криками типа «Нет! Нет! Только не мой мозг, гребаные пришельцы!». Стоило Мише выйти в етом свитере на улицу, как прохожие начинали шарахаццо в стороны, забывая о чём тока што думали, маленькие дети принимались плакать, а молодые барышни - обильно менструировать. У меня лично, как и у некоторых наших знакомых, свитер вызывал приступы тошноты и головокружения, поетому я старался смотреть по возможности в пол. То исть, как вы панимаити, на блёкло-сером раздевалочном фоне мишин свитер не херово выделялся. Да че там, скажу больше - не существует в природе вапще такого фона, на котором этот гребаный аксессуар не выделялся бы нах. Хотя если вы нароете где-нить летающую тарелку с агромной надписью ЗЕМЛЯНЕ!МЫ ПРИШЛИ С МИРОМ! - то можете смело, одев Мишин свитер, встать рядом - такие весчи идеально дополняют друк друга.

Красное пятно блякнуло што-то вроде «щасливо, пацаны» и уплыло в сторону выхода. Оторвав глаза от пола, я увидел писюна. У писюна было такое хлебало, как будто он всю ночь ловил чорную рыбу с зелёными всадниками и теперь стоял передо мной типа задолбанный - с подкашивающимися ногами, отклянченой губой и тупым взглядом. В тот раз он залип основательно, я ево минут 15 откачивал. Мише сказал сжечь свитер нахер.

Дуся

Была у писюна кошка, звали Дусей. Дуся была нещадно пезданутое жывотное - въёбывалась с разбегу в стены, промахивалась мимо миски с молоком харей в пол, корчила непанятные морды. Дусей, кстати, она была чиста формально, паскольку отзывалась и на Дусю, и на Васю с Петей, и на «пошла на хер. В общем Дуся была не жилец палюбому - каску у неё снесло при рождении, и по законам природы она должна была скопытицца ещё в раннем децтве, когда вместо титьки тыкалась харей маме в зад - но тут блять в планы естественнаго отбора вмешался известный гринписовец писюн. Дефективную Дусю он нарыл на какой-та памойке и припёр, естесна, в дом - ето паходу был ваще последний раз, когда писюн полноценно держал лохматую бестию в руках, патаму как, когда Дуся подросла и превратилась в трёхцветную лопоухо-косоглазую хрень, она начала двигацца и хер ты её поймаешь. Двигалась Дуся оченно резво - создавалось впечатление што даже срала на ходу, а если задерживалась в адном месте больше десьти сикунд, значит либо спала, либо отъехала нафиг. Ну или задумалась - периодически с ней случались кратковременные приступы спокойствия: она ни с таво, ни с сево замирала, таращила косые банки в неизвесном направлении и напряжённо ожидала в какое полушарие ёбнет моча на етот раз - ну и в зависимости от результата через полторы секунды начинала отчаянно щемицца либо влево, либо вправо, затем обычно въёбывалась жбаном в стену, отскочив сломя голову бежала в противоположную сторону, въёбывалась в дверь и офигев от такого обилия препяцтвий начинала щемицца вверх па шторам. Там, где-нить под паталком вдруг опять замирала с такой мордой типа «во, бля… где ето я?..», снова задумывалась, неожиданно пукала, с перепугу въёбывалась тыквой в багету, падала задницей на подоконник и по новой начинала гонзать по жилплощади - шерсть дыбом, глаза на выкате. Мне думаецца, што именно так выглядел бы кошачий вариант гибрида Алины Кабаевой и Жанны Агузаровой. Наблюдая такую хрень, Миша неоднократно говорил писюну, типа «писюн, она у тебя походу слепая ваще…» «Да не, не… - успокаивал себя писюн - проста шизанутая.»

Поначалу дусина движуха вызывала у меня дезориентацию и приступы марской болезни, а Миша её ваще боялся и не любил совсем. Потомушто один раз, не разглядев Дусю на фоне писюновского ковра (связанного наверно тем же дальтоником, который Мише свитер красный захреначил), Миша наступил на ейное хлебало, а поскольку Дуся пачимуто мяукать не умела нихера, издавая заместо етого какие-то кряхтяще-пердящие гортанные звуки на манер тувинских духовых инструментов, она со всей своей кошачей пезданутости начала страшным тувинским голосом орать - я, чесно признаюсь, малёха припустил жыдким в трусники, а вот 12-ти летний Миша впервые в своей жызни схватился за серце, а когда отошёл, начал Дусю ненавидить лютой ненавистью.

И вот однажды, когда писюн в очередной раз ушёл посрать и залип в толчке на полчаса, разглядывая в унитазе чудные какашные узоры, мы с Мишей остались тупить в писюновской комнате в два рыла. Тут я обратил внимание, што Дуся заговорщицки выглядывает из-за кресла и щуря один глаз палит в Мишину сторону. Я Мише ето дело показал и только хотел уже чё-то по этому поводу брякнуть, как вдруг Миша, внук ворошиловского стрелка, ни разу не растерявшись, мощным вдохом собрал все плескавшиеся в голове сопли (грамм думаю 200, не меньше - зима была) и смачно с присвистом форчманул Дусе прям в лицо. Я даже растерялся как-то. Дуся пролетела всего-то метра полтора, зато с такими перуэтами, што Алине Кабаевой и не снилось нах.

Через пару дней Дуся начала по-маленьку облазить. Писюн говорил што ето на нервной почве, но мы-то с Мишей знали, што после такого заряда гайморита в голову ваще не жывут - так што ей ещё повезло, можно сказать.

А писюновская мама походу стреманулась, што кошке настает постепенный конец и купила писюну на замену большова такого африканского попугая по кличке Розелло. Продавец её пролечил што Розелло трендец какой умный и говорящий, схватывает типа всё на лету, хрен заткнёшь. Но Розелло почему-то оказался на редкость тупым чмырем. В течение недели мы с Мишей учили его говорить одно единственное слово «писюн». День изо дня мы взрывали ему мозг часа наверна по два, штоб не соврать, »… писюн, писюн, писюн,… говори - писюн, писюн… вот веть падла… писюн, писюн» - ну и в таком духе; под конец даже нещасная облезлая Дуся, не выдержав такова напора, корча морду и заикаясь начала гудеть што-то подозрительно напоминающее слово «писюн», лишь бы мы заткнулись. А Розелле хоть бы что - сидел в углу клетки, таращил полные непонимания глаза и обильно серил.

Миша уже хотел писюна разачаравать, типа «писюн, он у тебя походу глухой ваще.», но как выяснилось, Розелло был нифига не глухой, а даже савсем наоборот. Всё это время хитрый пернатый слушал… набирался, тыксызыть, сеансу. Через пару недель етот гаденыш выдал всё - и «писюн», и «сука", и «падла» с «мудаком», и ещё целый ряд окологинекологических терминов, смысл которых я узнал только несколько лет спустя. Писюн с мамой были в шоке канешна. И веть, што характерно, не наврал продавец - действительно хрен заткнёшь. В качестве бесплатного дополнения к выученным словам Розелло научился кряхтеть, пердеть, лихо подражать звуку проезжающего трамвая и звонко посвистывать. Причём делал он ето, походу, круглосуточно, потому как писюн приходил в школу с таким помятым видом, как будто всю ночь катался на трамвае в шумной компании милицейских свистков. К тому же, по ево словам, Дуся сильно нервничала.

А Дуся на самом деле сходила с ума. То исть она и так была припизднута не маленько, но с появлением Розеллы её стали покидать последние остатки разума. Если раньше Дуся слушала тока то, што говорят голоса в ейной голове, то теперь к этой неебической толпе добавился и левитан с крыльями, который походу наглухо забивал Дусе все сигналы с Марса. Ну и в один прекрасный день мы с Мишей стали свидетелями таво, как Дуся, чуйствуя видимо близкую кончину от помутнения рассудка, решила напоследок во што бы то ни стало вточить говорящего окорока. Сам Розелло к тому моменту времени уже надучился открывать клетку изнутри и по-хозяйски вылазить на крышу подышать воздухом, причём проделывал всё это не прекращая трещать ни на секунду ваще. С крыши своей клетки Розелло как козырной страус выглядывал в окно, обсуждал сам с собой последние новости и попутно подслушивал всякие гадости штоб вечером опять ошарашить писюновскую маму очередным хитро мудренным матюком. Улучив один из таких моментов, потерявшая всякую надежду, окончательно охреневшая Дуся, изо всех сил стараясь не палицца, полезла ёпт за добычей на клетку. Выкатив фары от волнения и еле сдерживая метеоризьм, Дуся приблизилась к Розеллу вплотную и застыла. Всё, - подумали мы с мишей, - кронты рулю… Но в етот момент Розелло медленно повернулся, и, увидев перед мордой такую хрень (Дуся бешено вращала глазами и мелко тряслась), оценил апстанофку, неспешно так прицелился и как заправский скотобой шарахнул Дусе клювом прям промеж ухоф. Тюк, блять… Досмотрев как Дуся ссыпалась на половичок, Розелло звонко присвистнул и продолжил трещать.

Все остались жывы вопщим. Не знаю, што за нервные центры в кошачьей голове поразил удар африканскаво Розеллы, но облазить после етого инцидента Дуся перестала. Зато начала жрать своё гавно, наводя ужас на домочаццев.»